Коло Жизни. Бесперечь. Том 1 - Страница 72

– Наш великий Родитель, есть Творец Вселенной, он Единый Бог, Всевышний, и своей могучей волей и мощью когда-то в стародавние лета явился в мир заключенным в яйцо, – толковала, точно и голосом лаская Щепетуха, умягчено поглядывала на лежащую на ложе девочку, надеясь, что та не начнет спорить, аль задавать сложные вопросы. – И стены того яйца столь плотные… Не разбить их так-таки никакими молотами, аль секырами, лишь божественная сила с ними совладает. Стал на ноженьки во том яйце Родитель и взмахнул руками… ударив кулаками о стены те, златым светом полыхающие. И хрустнули враз от мощи божеской стены… пошли по ним трещинки… да не одна… не две, а множество… Лопнуло на части, куски и кусочки скорлупа золотого, мирового яйца и явился Родитель… Вселенной прародитель, бесчисленных звездных миров Творец, создатель и нашего земного края.

– Нет, – вставила свое веское слово Есислава, и тем мгновенно остановив няньку, ввела ее в трепетание. Потому как Щепетуха уже ведала, что днесь последуют такие вопросы и пояснения, от каковых у нее воспитанной в строгих рамках веры дарицев, на голове скажем так, зашевелятся волосы, верно попытавшись сбросить с себя путы, в виде кружка. – Родитель не творец Вселенной, он только создает Галактики, а сами звезды творят его сыны Боги. И про него нельзя говорить Всевышний, так как Всевышний, это название нашей Вселенной… И Родитель не рождался из яйца.

– Ваша ясность, – робким голосом протянула Щепетуха, чувствуя, что не только волосы зашебуршали у нее на голове, но и купно покрылись потом нос, лоб, спина, увлажнив материю рубахи. – Вы обещали только слушать… не поучать меня… это ведь лишь сказка… сказочка, – нянька, явно желала принизить понимание своих познаний, только бы божество не разъясняла ей столь сложные истины. – И я же веду все свое толкование к божественным птицам, про оные вы поспрашали.

– Тогда не говори про Родителя, – недовольно откликнулась отроковица, и, приподняв голову с рук, в упор зыркнула на няньку, тем точно жаждая ее пригвоздить к креслу. – Сразу сказывай про птиц… не надобно мне тех лживых присказок, я их не люблю.

– Хорошо… хорошо, ваша ясность, – много торопливее дыхнула Щепетуха и вместе с тем кивнула, радуясь, что ей так скоро уступили. – Про птиц… – произнесла нянька и смолкла, ибо забыла о чем вообще сказывала. Она какое-то время молчала, а засим чуть зримо качнув головой, вроде как сгоняя с нее мошек, тем верно вспомнив, продолжила говорить, – про птиц… Гамаюн птица… ее еще зовут вещая, говорун, глашатай. Она есть посланник Богов Расов и коль кричит, то спускает на слушающих ее людей счастье. Живет та птица у дальних краях на блаженном острове, что омывается великими, молочными водами, каковые плещутся, да на брег выплескиваются… А растет на том острове блаженном солнечная береза, у той березоньки могучие ветоньки вниз тянутся, а корешочки все у вверх.

Нежданно Щепетуха резко прервалась, так как в коридоре послышался шум, весьма удивительное состояние не столько в целом для детинца, сколько для третьего этажа, где жило божество. Тихие возгласы, звуки теньканья клинков, их порывчатые удары, скрежетание миг погодя многажды увеличились. Нянька, торопливо поднялась с кресла и сделала несколько широких шагов в сторону входной двери, когда внезапно обе створки разком распахнулись и в комнату заскочили трое вооруженных мечами людей. И были это, как сразу поняла Щепетуха и Есислава, не жрецы… и даже не наратники, охраняющие детинец. Это были бородатые мужы обряженные в серые рубахи и бурые шаровары, которые ворвавшись в опочивальню, на малость замерли подле дверей, а когда нянька испуганно вскрикнула, сызнова пришли в движение. Один из них подбежав к Щепетухе наотмашь ударил мечом ее прямо по голове так, что послышался страшный хруст и треск, и часть лица няньки, словно сдвинулась в сторону. Губы женщины безобразно выгнулись и на месте удара появилась широкая рассечена откуда махом, будто плюхнув, потекла густая юшка. Щепетуха содрогнулась всем телом, и повалилась на пол, заливая поверхность ковра алой кровью.

Еси, только воины появились в комнате, спрыгнула с кровати, и, отбежав к портьере, что прикрывала не только окно, но и часть стены, вжалась в ее плотную материю, стараясь укрыться. Она видела, как нанесли удар мечом по голове няньки, видела как та, обливаясь кровью, повалилась на пол, но не закричала… лишь широко раскрыла очи и рот от ужаса, каковой, вероятно, и сковал ее движения.

Один из нападавших, откинув в сторону меч и вынув из-за пояса кинжал, немедля подскочил к девочке. Он крепко схватил ее за грудки, стремительно поднял вверх, и с силой вдавил ее малое тельце в стену, при том болезненно ткнув острием загнутого кинжала в шею. Вогнав его в глубины кожи и плоти так, что из рассечения густой пеной потекла кровь, и тотчас рывком дернул ручку вправо, прочерчивая тем движением широкую расщелину. Есислава нежданно громко вскрикнула… и тотчас крик ее оборвался. Она резко дернулась всем телом… раз… другой… так, что дрогнули руки убийцы, удерживающая ее и наносившая удар кинжалом. Еще доли секунд глаза девочки сомкнулись, плоть окаменела, и, кажется, перестала пузыриться на шее алая вытекающая юшка… А после мощный зов Крушеца выплеснул призыв о помощи к своим собратьям, пробив не только свод опочивальни, но и всю Солнечную систему.

Не прошло, похоже, и мгновения, как тот кто напал на Есиньку, стремительно дернулся. Его руки зараз разжались, выпуская и саму девочку, и нож. Он также рывком, как досель резал отроковицу, свершил переворот в воздухе, при том вскинув высоко вверх ноги, да, что есть мочи вдарился всем телом в супротивную окнам стену, оставив на ее поверхности не только узкие трещинки, но и разорвав на части тончайший, желтый шелк украшающий их. Потоки алой юшка, остатки мозгов и разорванных кусочков плоти, ноне купно укрыли саму стену, да бесформенной, вязкой массой скатились вниз на пол. Еще не более морга и комната единожды сотряслась, запылала золотым светом и немедля… единожды в двух иных нападающих попали, точно упавшие с под свода черные лучи, с серебристыми вилообразными наконечниками, разком пробившие их насквозь. Воины, даже не успели толком вскрикнуть аль дернуться, поелику следом прилетевшие голубовато-зигзагообразные полосы, коснувшись их тел, вызвали полымя, только дивного смаглого оттенка. Оба нападавших повалились на пол выбрасывая выспрь яркие коричневые лоскуты пламени, при том не распространяя запаха, дыма, и не поджигая самой поверхности ковра, одновременно втянув в себя прошившие их черные лучи.