Коло Жизни. Бесперечь. Том 1 - Страница 82

– Слышит, – полюбовно дыхнул младший Димург и немедля лицо его, дотоль смурное прояснилось.

Перший неторопливо испрямил стан, и, воззрившись на улыбающегося сына, легохонько кивнул, подтверждая тем его молвь.

– Дажба! – позвал Раса, Перший и неспешно отошел от сына тем самым одновременно снимая сияние с плоти девочки. – Возьми Еси, мой милый.

Дажба неуверенно тронулся в сторону Стыня, на ходу поглядывая на стоящего в нескольких шагах от него старшего Димурга, той близостью придавая себе решительности. Он остановился обок Стыня и робко протянул в сторону девочки руки, нежно огладив перстами ее рыжие, растрепанные волосики.

– Дажба, малецык! – голос младшего Димурга резко дернулся и не прозвучал, а почитай прохрипел… столь низко, словно старался и вовсе затухнуть. – Если еще раз такое повторится с девочкой до ее двадцатилетия, до нашего вступления в соперничество за лучицу, обещаю тебе, ты более не дотронешься до Еси. Я отправлюсь к Родителю, и попрошу у него твоего выхода из участия в соперничестве… И ведая, как ко мне и к нашей лучице относится Родитель, не сомневаюсь, Он удовлетворит мою просьбу.

– Хорошо, Стынь, – твердо отозвался Дажба, словно давая обещание, ибо он в отличие от младшего Димурга всегда ощущал его старшинство. – Я обещаю тебе, такого более не повторится. Есиславушка будет всегда под моей защитой.

Стынь еще долю времени медлил, а посем поцеловав девочку в щеку, бережно передал ее Дажбе. Младший Рас протяжно дыхнул, приняв отроковицу и тесней прижав малое, хрупкое ее тельце к груди, благодарно улыбнулся Першему, да медленной поступью направился вон из залы.

Глава двадцатая

Липоксай Ягы сидел в казонке своего детинца, отрешенно скручивая и наново разворачивая свиток на коем теперь переливались черты и ризы, объясняющие приготовление снадобья от степной лихорадки, стекшие с ладошки божества. Тугая тоска, тянущая боль, объявшая не только душу, но и все тело старшего жреца не давали ему возможности собраться с мыслями и выслушать доклад Браниполка. Его вообще днесь ничего не интересовало, ни господин Благород, вместе со своей супругой, по велению Бога выселенный в Наволоцкую волость. Ни казнь Марибора и Бахаря и отсылка сыновей последнего в Рагозинский воспитательный дом, ни вопрос о поиске и назначении нового вещуна Овруческой волости взамен погибшего Сбыслав Ягы и казненного его преемника.

Липоксай Ягы, вероятно, не слышал, как синдик толковал о вступление в Овруческую местность рати Боримир Ягы и ожидания его решения об управление этой волостью. В целом его ничего не волновало… и он был не просто отрешен, а словно опустошен.

Уже прошла неделя после нападения на Есиславу, а Бог Дажба до сих пор не вернул ее на Землю. Последний раз в ЗлатЗале, когда он расплющил о стену Сбыслав Ягы, Липоксай Ягы слышал его протяжную молвь и обещание вмале вернуть чадо. Но с тех пор прошло уже шесть дней, а Есиньки… милой, дорогой, любимой девочки все еще не было подле. А посему не возникало желания думать, слушать, повелевать… Кажется, не имелось желания даже дышать, и смурь душила в своих объятиях. Она иноредь давила изнутри и тогда расширившееся сердце не давало возможности свободно вздохнуть и от той тяготы на глаза наворачивались слезы…

Слезы на глаза Липоксай Ягы…

Слезы…

Старший жрец уже и не помнил, когда последний раз плакал, ощущал солноватый вкус на губах, понеже выросший в воспитательном доме научился сдерживать себя во всем, в том числе и в проявление чувств.

Вещун, наконец, скрутил пергамент, неспешно скрепил скобами его края, и, положив на стол, нежно огладил перстом неровную поверхность на нем тем самым, будто мог стать ближе к тому, кого любил больше всего на свете. В дверь негромко два раза стукнули, а после одна из створок без позволения отворилась, и в казанок зашел взволнованный Таислав.

– Ваша святость, – голос ведуна напряженно дрогнул. Он был вельми встревожен, потому и не поклонился старшему жрецу, как полагалось. – Волег доложил, что божественное чадо днесь… Днесь появилось в опочивальне.

– Что? – дыхнули в два голоса Липоксай Ягы и Браниполк.

Старший жрец немедля поднялся со стула, и, прямо-таки выскочив из-за стола, направился скорым шагом из казонка, стараясь хоть как– то сдержать убыстряющееся движение ног. Обаче, стоило ему выйти в зал ожидания, как уже не в силах собой управлять, не обращая внимание на наратников и просителей, Липоксай Ягы рывком сорвавшись с шага на бег, помчался к лестнице, а посем также скоро, зараз переступая через две ступени, наверх. Не прошло и четверти минуты, как вещун влетел на третий этаж, где теперь в коридоре было выставлено с десяток наратников, вооруженных не только мечами, но и секырами. Волег стоящий подле приоткрытой створки комнаты девочки, суетливо дернул ручку на себя и надрывисто да одновременно тихо пояснил:

– Ваша святость, внезапно засияли двери опочивальни, после одна из створок сама собой приоткрылась. Я заглянул вовнутрь и увидел на ложе ее ясность, однако не стал подходить, сразу послал к вам.

– Молодец, – благодарно отозвался Липоксай Ягы, и даже не глянув в сторону своего помощника, торопко вступил в уже убранную, отремонтированную комнату, где не на стенах, не на полу не зрелось каких-либо признаков давешней трагедии.

На широком ложе на боку, также, как дотоль она лежала на груди Опеча, покоилась Есинька. Ее маленькие ручки, сомкнутые в кулачки, были тесно прижаты к груди. Обряженная в то самое серебристое сакхи, одеванное на нее бесицами-трясавицами, с распущенными волосиками, отроковица спала, хотя не так крепко как прежде на маковке, отчего чудилась только минутку назад задремавшей.