Коло Жизни. Бесперечь. Том 1 - Страница 136


К оглавлению

136

Есиславушка уже поднявшись, торопливо вышла из вигвама, куда вход почитай никогда не закрывался, ибо ее весьма раздражала речь шаманки. В ней было столько лишних, не имеющих смысла и значения слов, и посему сама молвь теряла не только ясность, но и разумность излагаемого.

Голубой небосвод, ноне уже голубой, чуть зримо озарился лучами восходящего солнца, а в долине как было часточко по утрам по пологим, низким взгорьям уже неспешно полз серо-дымчатый туман. Он, кажется, не проникал в глубины леса или подымающихся трав, а стелился ровной полстиной испарений по навершиям, как первых, так и вторых, изредка порывисто трепыхая своими плавными, зыбучими контурами. С восходом солнца степенно оседая все ниже и ниже, прижимаясь… впитываясь в саму оземь. Сие, как полагали мананы, Великий Дух даровал их краю небесное покрывало, оградившее от гибели, понеже куски погибшего спутника довольно-таки серьезно испещрив этот континент, никоим образом ни задели, ни попали, ни навредили, ни самой лощине, ни взгорьям окружающим ее.

Есислава и Уокэнда направились к центру селения, где был сооружен большой костер, огороженный по коло мощными каменьями и зажигаемый в особый день самого жаркого месяца. В праздник, что назывался Солнечный Пляс и ритуальным обрядом отмечался раз в лето, в честь самого светила и людей, близких к нему, дарующих своими действиями защиту и жизнь селению. Подле того костра был собран низкий деревянный настил, устланный, как и все принадлежащее мананам, тканевыми подстилками, на котором и восседали три вождя: Викэса, Мэкья и Уокэнда решающие те или иные вопросы своего племени. Из рассказов Уокэнды, так как за все время нахождения в долине, Есинька толковала с ней одной, земли окрест Семи Холмов были населены и другими племенами, большей частью с каковыми мананы мирно соседствовали, одначе, средь них встречались и те, каковые любили войны и жили в основном грабительством и трудом взятых в плен людей.

Нынче с утра, несмотря на стелющийся туман, лениво опускающийся к земле, мананы всем селением собрались подле костра. Как и дотоль они опустились на оземь, в ожидании прихода вождей. Есислава подойдя к возвышению присела на слегка склоненную травушку, буйно, как и все, что окружало манан, росшую подле них. Уокэнда меж тем гордо неся свою голову, с возложенным на нее рогатым убором, взошла на возвышению и поместилась по правую его сторону. Явившиеся следом Викэса соответственно занял центральное место, ибо ноне шло мирное время, и он считался главой поселения, а Мэкья воссел слева от него. Оба вождя уже вельми пожившие, в отличие от шаманки имели семьи, детей и даже внуков.

Викэса, как старший, медленно вздел руку вверх и плавно ею взмахнув, тем самым призвав к вниманию людей, пришедших к костру, принялся неторопливо сказывать:

– Дитюхь новата намадика витсис…

Есинька, конечно, не понимала о чем толкует вождь, потому опустив голову воззрилась на колеблющийся отросток травинки, поймавший на свою остроносую макушку каплю росинки, упавшую со стелющегося в вышине над лощиной тумана, и под той тяжестью закачавшейся вниз… вверх.

– Алгома! – грубо перебивая наблюдение за покачивающейся травинкой, молвила Уокэнда. Однако девушка как всегда не отреагировала на новое имя, – Есислава! – много жестче дыхнула шаманка. – Вождь Викэса говорит о том, что в ночи, как великое чудо ему приснился Единственно Великий Дух и повелел выдать вас за младшего из его сынов Омонэква, чье имя значит перо облака, с которым вы сольетесь в близости и родите сынов и дочерей.

Есинька, стоило шаманке назвать ее настоящее имя, торопливо воззрилась в лицо Уокэнды, а внимательно выслушав толкование, резко перевела взгляд на сидящего в первом ряду Омонэква. Грузный, кряжистый юноша с достаточно жесткими, как и у всех манан, чертами лица, орлиным профилем и выпученными, будто расквашенными губами вызывал в девушке всяк раз, когда он на нее смотрел, чувство брезгливости. Так, вроде Омонэква давно не мылся и оттого пахло… вернее веяло от него какой-то кислятиной. В целом так и было. Еси сразу, стоило только попасть ей к мананам, приметила, что пахнут они не так как дарицы. Нельзя было сказать, что они воняют, просто от них шел иной плотский дух… чуждый, сторонний для юницы, а посему противно-неприятный. Есислава самую малость времени медлила, потом поднялась на ноги, сохраняя степенность движений, и достаточно громко да единожды властно сказала:

– Я не могу выйти замуж за Омонэква, потому как у меня уже есть… есть. – Юница глубоко вздохнула. – Есть муж и потому я не могу принадлежать иному. Передай это Викэсу, Уокэнда.

Шаманка достаточно тупо посмотрела на девушку своими несколько раскосыми, карими очами, а погодя все же перевела ее речь вождю.

– Опвахгунья сивоси нигвнагвни, – отметил очень зычно Викэса и качнул своей могутной головой и одновременно орлиными перьями венчающими убор.

– Вождь Викэса сказал, – в голосе Уокэнды слышалось металлическое дребезжание, судя по всему, ее раздражало не столько несогласие Еси, сколько вообще ее существование. – Что вы должны подчиниться повелению Великого Духа, ибо не имеете тут семьи, отца, мужа и не можете себя кормить. Вам нужен мужчина, потому либо соглашаетесь с повелением Великого Духа, либо вас отдадут силой… Омонэкве вы пришлись по сердцу и он готов взять заботу о вас. Он готов любить, кормить и быть близким с вами, чтобы иметь детей.

136