В комнате кроме прохаживающегося справа… налево пред Собиной помощника Браниполка, того самого, что нещадно бил Марибора, мощного в руках, плечах, росте Туряка, никого не находилось. И несчастная женщина, свершив такой подлый поступок, хоть и сидела с пустым ртом, из коего достали кляп, впрочем, не смела чего-либо сказать или кого позвать. Иногда едва приоткрывая его, да торопливо слизывая текущие сопли и слезы, одновременно зарясь на останки своих слуг и резкие движения фланирующего Туряка.
Меж тем в соседней комнате, мало чем отличающейся от той, где находилась Собина, расположились Липоксай Ягы, Браниполк, Таислав и Благород. Вещун не просто расстроенный, а, несомненно, в растрепанных от беспокойства чувствах за любимое чадо, восседал в углу на стуле с мягким ослоном и сидением. Не только две двухъярусные люстры, но и четыре восьмирожковых свещника ярко освещали помещение так, что явно просматривался, как сам Липоксай Ягы, так и каждый уголок допросной. Благорода одначе не привязывали к стулу, поместившемуся посередь комнаты, ибо он в отличие от матери, Браниполка не оскорблял и безропотно пошел вслед за наратниками. Потому как всегда и очень сильно боялся старшего жреца, понимая, что истинная власть находится лишь в его руках. Впрочем, сейчас Благород испуганно ссутулив спину, вжав голову в плечи, зарился в нависающего над ним, своими мощными объемами стоящего напротив синдика, порой взволнованно зыркая на сидящего вещуна, точно стараясь прочитать по стремительно изменяющимся чертам лица его мысли.
– Итак, господин, – протянул Браниполк, и, ухватив толстыми пальцами за подбородок Благорода рывком вздев голову вверх, глянул в его серо-зеленые очи. – Значит, вы утверждаете, что не знали о замыслах вашей матери Собины. Не знали, что она наняла людей и организовала нападение на божественное чадо с целью убить его?
– Нет! Нет! Я же говорю, нет! – затрепыхавшимся гласом отозвался Благород, и в нем слышалось одновременно страх и боль, и тотчас на глаза его навернулись крупные слезы, придавшие стеклянности радужной оболочке. – Я бы не посмел… никогда. Мне так божество близко, словно родное создание. Я бы никогда… ничего и если бы ведал, что мать замыслила такое, не позволил того творить… Не то, чтобы убить чадо, даже обидеть, огорчить не позволил… Я! Я никогда!
– Однако, – в молвь вступил допрежь молчавший Липоксай Ягы, лицо которого от испытываемого гнева расчертили пурпурные полосы и багряные пежины. – Божество мне сказывало, что видела, как вы следили за ней чрез окошко, когда она гуляет в саду. Она молвила, что вы отодвигаете завесу и смотрите, а после резко прикрываетесь ею, точно мыслите худое?
– Худое? – озадаченно произнес Благород. Он явственно не понимал вещуна. А, чтобы понял, Браниполк резко дернул вверх его подбородок, посему мгновенно рванувшаяся назад голова, гулко стукнулась о высокую спинку стула, точно вызвав хруст, ломаемых в шее костей. – А! А! – закричал господин, и не менее стремительно врезавшись подбородком в грудь, понеже его незамедлительно отпустил синдик, болезненно всхлипнул. – Смотрел… Я только смотрел на божество… Любовался ею… Ничего дурного и помыслить не мог. Ведь вы Липоксай Ягы запретили мне с ней встречаться… Однако, я уверен… Уверен, что девочка моя дочь… моя… И имя ее матери… И так похожа на меня… и…
– Заткнись! – грозно дыхнул старший жрец, энергично поднявшись со стула и тем враз прекращая всякое толкование господина. – Возьми его Браниполк и давай покажем ему, что находится в допросной, так как мне надоело слышать это из его уст.
Таислав, дотоль стоящий рядом со стулом вещуна, незамедлительно шагнул к двери и распахнул створку, давая возможность Липоксай Ягы покинуть комнату. Синдик промеж того с силой схватил испуганно замотавшего руками Благорода за шиворот, скомкав в своей широкой ладони его золотистую рубаху и потащил следом за старшим жрецом в коридор, ноне переполненный наратниками, оные не только стояли обок дверей в допросные, но и охраняли саму лестницу.
Липоксай Ягы не снижая быстроты своего шага, приблизился к соседней комнате, что поместилась диагонально той из которой он вышел, и когда один из наратников отворил пред ним дверь вступил в допросную. Собина и Туряк, стоило появиться в дверях старшему жрецу, враз замерли, а тот, отойдя вправо, высвободил проход для спешащих сзади Таислава и Браниполка, грубо тянущего господина. Старший жрец, как и его помощники, даже не глянул на Собину. Впрочем, Липоксай Ягы малозаметно кивнул наратнику на обгоревшие тела прикрытые материей. Туряк спешно шагнув к ним, содрав материю, отшвырнул ее в сторону, явив сумрачной допросной человечьи тела, однако спекшиеся в общую комковитую массу не только конечностями, туловищами, но и головами.
Браниполк введя в комнату трясущегося Благорода, вельми жестко толкнул его прямо на тела. Отчего ноги последнего заплелись друг о дружку и он шибутно повалившись на трупы, визгливо заорал. Господин ретиво вскочил со спекшегося мертвеца на ноги и суетливо принялся смахивать, точно сдирать с поверхности золотистой рубахи и белых шаровар черноватую сажу, передергивать плечами и болезненно кривить лицо.
– Посмотри Благород, – Липоксай Ягы теперь говорил не с господином, а вроде как со своим подручным, который не справился с заданием и подвел его, вкладывая в каждое слово не только пренебрежение, но и негодование. – Это мы нашли в опочивальне божества. Сие тела убийц, которых послала твоя мать. Ты считаешь, кто такое мог совершить Благород? Огонь? Человек? Быть может стрела, пущенная из самострела? Или все же божеский гнев? А ты! ты, тупица, смеешь называть божественное чадо своей дочерью. Посмотри, – желчно проронил вещун и так как господин отвернулся, чтобы более не зреть искореженные тела, шагнув к нему, наотмашь ударил ладонью по щеке, тем самым разворачивая голову в сторону трупов. – Смотри! Смотри тебе сказано, чтобы более не смел трепаться своим лживым языком. Чтобы на лета запомнил их вид… и никогда не смел говорить, что ее ясность, божество Есислава твоя дочь.