Коло Жизни. Бесперечь. Том 1 - Страница 78


К оглавлению

78

Благород не в силах смотреть на сплавившиеся тела, закрыл лицо ладонями, и, согнув спину, свесив тем самым голову, громко зарыдал, покачиваясь вправо… влево всем своим худоватым телом.

– Липоксай Ягы… Липоксай Ягы, – торопливо зашептала сидящая на стуле Собина, мешая всхлипывание, слезы и стенания сына. – Благород ничего не знал. Это все я… Я затеяла. Я желала убить чадо, так как понимаю, что она соперник не только для моего сына, но и для всех отпрысков. Ты ведь… ты.., – раскатисто дыхнула она и тотчас замолчала.

Потому как к ней резко подскочил Туряк и, как дотоль ее сына наотмашь огрел пощечиной вещун, также хлестко ударил дланью по лицу. На доли секунд поглотив под той широчущей ручищей большую ее часть лица и оставив на месте удара сине-рдяную полосу.

– Не сметь! Не сметь его святости ты-кать! – ожесточенно гаркнул он, так гулко, что кажется, всколыхал растрепанные пшеничные волосы на голове госпожи.

– А! А! – болезненно вскрикнула Собина и с поверхности ее тонких алых губ и их обеих ноздрей заструилась алая юшка. – Да, да… вы… вы… ваша святость, – немедля поправилась госпожа, в своем страхе уже, верно, растерявшая все свое достоинство. – Вы сократили наше содержание, количество слуг. И я поняла, это вы сделали из-за чадо. Еще немного… чуть-чуть и вы вообще выселите нас из родового детинца и заставите жить своим трудом.

– Заткнись! – властно повелел Липоксай Ягы, и, сомкнув очи, легохонько качнулся так, что стоящий позадь него Таислав чуть зримо придержал его под руки. – Я бы никогда не позволил себе такое в отношении господ. Абы согласно традиций, прописанных в свитках и завещанных нам нашими учителями белоглазыми альвами, обязан уважать этот род. А сократил содержание, потому как оно у вас и так достаточно… Все равно детей у твоего сына не будет, если он не поменяет жену. Так как знахари сказали, Олесе никогда не удастся выносить и родить ребенка. Посему нет смысла тратить на вас больше чем надобно… – Старший жрец прервался, надрывисто шевельнулись желваки на его скулах, вместе с тем придав коже лица и вовсе какую-то пунцовость. – Но теперь, – дополнил он свою гневливую речь, – ты, права… Права, Собина… я подумаю о том, чтобы выселить господ из дворцов, ибо записанное в золотых свитках и ожидаемое появление божества свершилось и нет смысла кормить вашу огромную ораву, лишь поедающую и не приносящую ничего для Дари.

– Ненавижу! Ненавижу! – заорала Собина и ее красивое лицо объяла такая злоба, что оно внезапно стало безобразным. – Ненавижу тебя и эту девчонку. Безродное, подзаборное, мерзостное отродье! – докричала госпожа и вроде поперхнувшись собственной ненавистью, замолчала.

И в допросное поплыла тишина, она правила самую малую толику времени, в оном ощущалось горячное дыхание Собины и закипающее дыхание Липоксай Ягы на чуть-чуть от услышанного опешившего.

– Я все равно убью это отродье… этого подкидыша, – сие госпожа дошептала, будто разком потеряв голос, и в ее голубо-серых очах блеснула тупая, непримиримая ненависть.

И стоило ей блеснуть, как тотчас госпожа вместе со стулом, вследствие чего металлические пластины, удерживающие ножки, подскочив, раскололись на мельчайшие частички, подлетела высоко вверх. Привязанная она всего только и успела, как широко выпучить очи и раскрыть рот, а посем стул направил полет в сторону стены, с такой мощью ударившись об нее, что не только плоть госпожи, но и дерево расплющилось об ее поверхность. Кровавое месиво человеческих органов, выплеснуло изнутри розовато-желтые мозги, сгустки юшки и части органов прямо на побеленные ее стены, да стремительно плюхнувшись на мраморный пол, издало пронзительный плеск, точно потонуло в воде.

И незамедлительно тот плеск и плюх поддержал раскатистым криком Благород, узрев столь стремительную смерть матери, отчего и сам повалился без сил на пол, упав почитай под ноги Липоксай Ягы. Куски плоти, перемешанные с мельчайшей древесиной и волоконцами ткани, единожды превратившееся в отдельные фрагменты, разлетелись по всей допросной, забрызгав собой не только стены, свод, пол, но и находящихся внутри людей.

– Липоксай Ягы выселишь Благорода в дальнее предместье Наволоцкой волости, – послышался голос Дажбы, и в нем ощущалась не присущая этому Богу гневливость. – Благород! – господин легохонько дернулся на полу. – Исполнишь мои указания!

Комната полыхнула золотым сиянием, и оставшиеся в ней люди опустились на колени, пред божественной мощью, а обок уха Липоксай Ягы слышимо лишь для него прошелестел говор Дажбы:

– Разреши теперь со Сбыславом! Не откладывая!

Глава девятнадцатая

Перший внес крепко почивающую Есиславу в точно не имеющую стен комнату, величаемую дольней, что находилась на пагоде, одначе, была на любом ином судне Богов. В этом помещение, кроме безбрежного темного марева с кружащими в нем многоцветными облаками, похоже, ничего более и не лицезрелось, иноредь право молвить витали в том черном пространстве крупные сгустки пежин, полосы аль блики… Порой они соприкасались поверхностями, соединялись в нечто единое, аль вспять медлительно разделялись. Также почасту они меняли цвета с блеклых: розовых, желтоватых, лимонных, голубых, на значительно более яркие: багряные, золотые, зекрые, синие. Можно предположить, что посередь того безграничного пространства, в оном будто внезапно возник старший Димург, на слегка вспучившемся дымчатом облаке, величаемом вырь, возлежал Опечь.

78